С победой дело в том, что довольно трудно сказать что мы имеем в виду. Мы бастуем, требуя повышения зарплаты. Мы проводим демонстрации, чтобы остановить собрание. Мы митингуем за принятие закона. Мы противимся законодательной инициативе. Мы требуем прекращения войны. Мы говорим, что добились победы, если то, к чему мы стремились, достигнуто.

Беда в том, что победа в битве не означает победу в войне. Шаг вперед еще не гарантирует, что мы готовы сделать больше шагов вперед. То, что выигрыш может привести к дезорганизации — это одно, и это в общем-то широко известно, правда порой в значительной степени игнорируется. Но мы подразумеваем нечто иное.

Предположим, мы проводим массовые собрания в каком-то месте, чтобы остановить заседание МВФ, НАТО или чего-то еще. Мы успешно прерываем это заседание, а может быть, даже добиваемся его отмены. Обычно мы называем это победой, и в какой-то степени так оно и есть.

Или, предположим, мы участвуем в избирательной кампании. Мы отправляемся в какой-нибудь регион нашей страны на предварительные президентские выборы или аналогичное голосование и набираем больше голосов от несогласных, чем кто-либо считал возможным. Или добиваемся какого-то поста и набираем достаточно голосов, чтобы его выиграть. Мы называем эти достижения победами, и в какой-то степени так оно и есть.

Так что же означает фраза «победа не всё»? В первом примере мы остановили заседание. Прекрасно. Но отмена заседания — лишь небольшая неудача для института, с которым мы боремся. Возможно, мы выиграли небольшую стычку. Но впереди еще целая война. Получили ли наши участники возможности и силы, чтобы добиваться новых и новых успехов в будущем? Повысился ли наш организационный потенциал? Получила ли широкая общественность положительную информацию? Больше ли людей, чем раньше, заинтересованы в наших усилиях и готовы поддержать нас и присоединиться к нам? Вспомните примеры движений из прошлого и задайтесь вопросом: был ли комментарий от движения больше сосредоточен на ближайшей цели (например, остановка заседания) или на долгосрочной динамике (например, развитие большей инфраструктуры и поддержки гражданской активности, чем до событий)?

Во втором примере мы набираем много голосов или выигрываем должность. Отлично. Выигрыш есть выигрыш. Но опять же, добавить одного прогрессивного представителя в правительство, над которым господствуют корпорации, не наша конечная цель. Появляются ли у тех, кто занимался кампаниями, новые силы, чтобы добиваться большего в будущем? Оставили ли мы после себя новую организационную инфраструктуру, способную активизировать новые кампании? Получила ли широкая общественность, даже помимо непосредственных избирателей, положительную информацию? Заинтересовано ли большее число людей, чем раньше, в наших усилиях?

Если ответы на эти вопросы отрицательные, то непосредственный выигрыш нашей кампании, требования, стремления к получению должности или чего бы то ни было еще — относительно бессмысленны. При планировании, последующем обсуждении или окончательной оценке нашего опыта, концентрация на какой-то ближайшей цели и на том, была ли она достигнута, скорее всего, будет ограничивающей, изнуряющей ошибкой. Мы не реформисты, каждое усилие для которых существует само по себе. Мы стремимся к новому обществу. Каждое усилие либо способствует этому, либо оказывается недостаточным.

Возьмем те же примеры, что и выше, или любые другие. Мы устраиваем сидячую забастовку, но нас убирают, и предприятие не останавливается. Мы выходим на массовый протест, но нам не удается удержать территорию. Мы баллотируемся на пост, но получаем мало голосов. Мы требуем нечто, но этого не добиваемся. И так далее.

В каждом случае мы не добились своей ближайшей цели. Не очень хорошо, но не значит, что тщетно. Принесли ли наши усилия больше сторонников, чем было до начала? Вызвали ли мы у широкой общественности более высокую восприимчивость? Стали ли наши участники и сторонники более вдохновленными, более сознательными, более сильными и способными — не в данный момент, а в будущем? Стала ли наша организация и понимание после событий лучше, чем до них? Подготовились ли мы к более активным и глубоким усилиям в будущем?

Если ответы на эти вопросы положительные, то ближайший проигрыш на самом деле не является неудачей. В этом случае проигрыш — не ничто. Скорее, если ответы на эти вопросы положительные, «проигрыш» вряд ли даже подходящее слово. По основным вопросам, касающимся долгосрочной перспективы, мы выиграли.

Фраза «проигрываешь, проигрываешь, проигрываешь, потом выигрываешь» принадлежит немецкой революционерке Розе Люксембург^[1]. Что она означает?

Проигрываешь: не достигаешь какой-то ближайшей цели. Допустим, даже всё еще хуже: не только не достигаешь ближайшей цели, но и не удаётся заручиться ни большей поддержкой, ни сформировать сознание, ни создать и укрепить средства для достижения большего. И всё же, хотя и проигрыш может быть разрушительным (например, остановить и не принести никаких очевидных положительных преимуществ), он может, тем не менее, стать источником понимания, которое поможет развиваться, и благодаря этим урокам приведет к лучшим результатам в будущем. Таково одно из толкований слов Люксембург.

Второе толкование заключается в том, что победить нужно только раз. Никогда не позволяй поражению, даже значительному, служить чем-то иным, кроме как толчком к лучшим усилиям в будущем.

Один настрой — время от времени посматривать на себя и видеть лишь совершенство, находить всё, что можно похвалить, и защищать это до смерти. Почти противоположный настрой — время от времени посматривать на себя, признавать достижения и довольствоваться ими, но в основном искать недостатки и энергично их исправлять. Как и все остальные пункты, приведенные в этой главе, этот кажется тривиальным и очевидным. Мы не идеальны. Мы становимся лучше лишь находя недостатки и исправляя их. Но на практике это не так уж и просто сделать.

Мешает самомнение. Мешают оборонительность и неуверенность в себе. Мешает борьба за статус. Так же как и ощущение, что признание слабостей и недостатков каким-то образом подорвет потенциал, тогда как умалчивание или даже сокрытие этих недостатков и освещение лишь положительных качеств, даже преувеличение их, усилит потенциал. Ошибочное, но распространенное явление.

Рассмотрим масштабный пример. Люди, бывшие активными участниками движений 1960-х годов, часто говорят о 1960-х, иногда пишут о них. При этом, особенно для общественного потребления, существует тенденция очень сильно переживать, что любая критика повредит перспективам стремления к переменам в будущем: розовая картинка будет вдохновлять, а от горьких сообщений и гонцу не рады. Это глупости. Если сообщения верны, значит они передают реальную информацию. Если сообщения выявляют недостатки, они передают полезную информацию, которая может послужить основой для перемен. Если на самом деле не было никаких серьезных недостатков, или их было немного, как любят представлять многие летописцы, то это было бы крайне горькой новостью. Мы не добились нового мира. Если мы всё делали оптимально, без собственных ошибок, то как вообще кто-то впоследствии сможет сделать ещё лучше?

Находить реальные недостатки — благо, а не порок, независимо от того, рассматриваем ли мы прошлые действия, организации или идеологии. Подход, ориентированный на рост, не принижает достоинств, но и не уклоняется от правдивого информирования о недостатках. Это путь к улучшению сильных сторон и устранению слабых.

Однако в освещении и решении проблем есть один подводный камень, которого следует избегать. Это обращение ко всему, кроме того, на что действительно можно повлиять: нытьё, можно даже добавить — бестолковое, или, что еще хуже, происходящее вместо того, чтобы заниматься исправимыми проблемами.

Чтобы быть более конкретным, подумайте об активистах как о тех, у кого есть определенное количество времени и энергии, чтобы сосредоточиться на понимании некоторых проблем и попытке их решения. Можно утверждать, что все проницательные мысли помогают, но у некоторых мыслей больше вероятность быть значимыми, чем у других.

Например, сетования на то, что власти — полиция и другие — будут противодействовать нашим действиям, ни к чему не приводят. Это нытьё. Как и, например, сетования на то, что крупные СМИ не станут честно — если вообще станут — освещать наши начинания. Конечно, можно до смерти анализировать эти факторы, но это ни к чему не приведет, разве что к депрессии. Вместо этого важно продумать жизнеспособные пути продвижения вперед вопреки тому, что СМИ и власти действуют по своему плану.

Одним из наиболее часто встречающихся и оправданно беспокоящих условий по поводу активных усилий является состав. С одной стороны, достаточно ли людей задействовано для успеха? С другой стороны, достаточно ли разнообразен и сбалансирован состав вовлеченных людей среди различных слоев населения, чтобы успех действительно отражал желания всех тех, кого касаются проблемы?

Беспокойство по этому поводу часто приводит к тому, что люди вываливают факты о сложившейся ситуации и без конца сокрушаются по этому поводу. Возможно, такое происходит только на уровне общественных проблем: в обществе в целом присутствует расизм, сексизм, классовость, и, как результат, в нашей группе недостаточно черных, женщин или рабочих. Иногда это происходит на другом уровне: из-за угнетающих особенностей общества люди из разных социальных групп испытывают разную нехватку времени, имеют разные ожидания, чувствуют разную обремененность, имеют разный уровень уверенности в себе и так далее, и поэтому в разных пропорциях оказываются способными обеспечить лидерство. Однако до сих пор эти наблюдения, какими бы глубокими они ни были, сводятся лишь к изложению коренных причин. Однако следующий шаг, выводящий всю дискуссию в новое русло — спросить: что мы делаем такого, что вредит активности недопредставленных секторов общества, какими бы они ни были? Или еще лучше: что можно сделать, чтобы повысить активность в движении недопредставленных слоев? Это дает надежду на достижение успехов (вместо простого сожаления о проблемах) в преодолении любых видов дисбаланса, от которых страдают наши усилия.

Мы понимаем силу обществ сдерживать и даже подавлять несогласие, а когда это не удается, присваивать себе его усилия. Логика проста. Если движения стремятся к некой цели, а элиты хотят помешать достижению этой цели, то они будут упорно работать над этим, скрытно, явно, неявно, всеми возможными способами, которые могут сойти им с рук без непреднамеренного усиления нашего несогласия. Предположим, однако, что они потерпят неудачу. Им придется пойти на уступку. Что же они сделают?

Рассмотрим победы рабочего движения в борьбе за право на объединение в профсоюзы, за повышение заработной платы, сокращение продолжительности рабочего дня, и так далее. Или рассмотрим достижения «зеленых» в пользу законов о борьбе с загрязнениями, работ по очистке от мусора и так далее. Или победы феминисток за более справедливые зарплаты, антидискриминационные меры, права на аборты и так далее. Или победы антирасистов, например, за антидискриминационные меры или законодательство о гражданских правах. Или достижения антивоенного движения, сокращающие насилие или даже добивающиеся мира. Что бы это ни было, элиты не глупы. Они играют на победу. Но когда они проигрывают, они стараются извлечь из проигрыша максимальную выгоду. Это происходит в двух формах.

Во-первых, гуманные перемены, завоеванные движениями, они ставят в заслугу себе. Они принимают закон, вводят в действие норму или что-то еще, и говорят, что делают это вопреки, а не благодаря движению. Именно их помощь, вопреки безумию движения, привела к переменам, говорят они. Причина, по которой они так поступают, проста. Они понимают, что если им удастся присвоить заслуги движения себе, они смогут переломить ход событий, заставив само движение почувствовать себя отчужденным, слабым и робким, и в то же время получить похвалу в свой адрес от широкой общественности. Действительно, присваивая себе заслуги в прогрессивных преобразованиях, политики могут даже украсть лояльность у движений. Люди начнут верить, что надо поддерживать этих политиков у власти, чтобы сохранить достигнутые успехи и добиться дальнейших успехов, вместо осознания, что можно довериться движениям.

Движения должны ожидать этого. Движениям не надо смотреть на то, как политики и другие чиновники приписывают себе достижения, которые движения принудили их выполнить, и становиться из-за этого разочарованными, отчужденными и не готовыми продолжать работу. Вызвать похвалу элиты и не ставилось изначально в качестве цели. Целью было добиться изменений, что и было достигнуто, а также развить потенциал для достижения новых изменений. Поэтому движениям не следует вырывать поражение из челюстей победы, позволяя элитам отчуждать, унижать и принижать их. Вместо этого движениям следует прояснить истину и доказать ее, продвигаясь вперед еще сильнее.

Второй способ, с помощью которого элиты пытаются извлечь выгоду из плохой ситуации, — это попытка поглотить, коррумпировать или впоследствии обратить ситуацию вспять. Они будут противостоять формированию профсоюзов с невероятной энергией и жестокостью, но когда профсоюзы явно неизбежны, начнут взаимодействовать с ними, стремясь подкупить их, исказить их программы и т.д. Подобное можно увидеть во всех сферах. Энергично поддерживают диктатора (совсем недавно, например, Мубарака в Египте) до тех пор, пока он явно не обречен, а затем делают приоритетом проникновение в оппозицию, деятельность которой только что срывали, взаимодействуют с ней, стремятся разграничить ее цели и со временем испортить ее приоритеты и средства.

Если движения добиваются повышения заработной платы вопреки упорному сопротивлению, элиты лишь недолго зализывают раны. Теперь они поднимут цены и приготовятся вернуть преимущество любыми доступными средствами. Элита играет на победу и никогда не прекращает игру. Ответ движения должен заключаться в сравнительно долгой перспективе, а также в стремлении к постоянному увеличению численности участников, союзников и средств, иначе любые достижения движения будут извращены или сведены на нет. Разумеется, если движения хотят отстоять даже скромные предварительные достижения, а тем более добиться полного освобождения, конечная логика заключается в том, что со временем надо преобразовать общество, старые порядки которого являются источником отката вспять.

Амилкар Кабрал, великий кабо-вердинский революционер, предостерегал: «Не говори лжи, не заявляй о легких победах». Это высказывание имеет разные толкования. «Правда всегда революционна», — говорил итальянский революционер Грамши, и это одно из толкований. Но версия Кабрала заключается в том, что мы должны быть честны не только с другими, но и с самими собой. Перехваливать друг друга в заблуждении, что это повысит нашу привлекательность, или потому что нам станет лучше, ошибочно. Хуже того, утверждать, что мы добиваемся больших успехов и побед, в то время как это не так, — это самообман, который не позволяет оценить собственные слабости и недостатки, чтобы попытаться их исправить. Таким образом, это путь к тому, что наши неудачи будут множиться, разнообразиться и увеличиваться, даже когда мы празднуем, вплоть до полного и окончательного поражения.

Может показаться, что это настолько очевидно, что понятно совершенно всем. Однако это не так. Рассмотрим антивоенное движение. В демонстрациях по всему миру перед вторжением США в Ирак участвовали многие миллионы людей, скажем, двенадцать миллионов, как утверждали многие сообщения того времени. С течением времени проходили и другие демонстрации. Каждый раз многие утверждали, что успех был достигнут благодаря добытому с большим трудом числу участников. Но такие численные показатели были не «легкими победами», а, по правде говоря, тяжелыми поражениями, потому что число участников резко снижалось, тогда как должно было расти. В последнее десятилетие не должно было быть более приоритетного стратегическим момента, чем понимание численного спада антивоенной активности и поиск его причин, чтобы обратить его вспять.

Можно привести множество подобных примеров, но давайте возьмем еще один — из Венесуэлы. Там боливарианское движение с каждыми новыми выборами праздновало не просто победу, а гигантскую победу движения. Однако на многих из этих выборов отрыв от соперников уменьшался, а не увеличивался, и уж точно не увеличивался так, как должен был бы, учитывая, что движение занимает руководящие посты. Так что движение заявляло о «легкой победе», упуская из виду реальный отток, его причины и последствия.

В таких празднованиях побед, которые на самом деле являются свидетельством спада — или, по крайней мере, меньшего, чем должно быть, участия — редко извлекаются уроки, и едва ли предлагается исправление причин спада, если вообще предлагается. Другая сторона, тем временем, замечает динамику, а не численный результат, и возвращается к работе.

Апокалиптическая организация — широко распространенная и очень понятная проблема. Действительно, многие ведут себя так, словно это добродетель, и используют склонность преувеличивать ее, вместо того чтобы пытаться ее преодолеть.

Под этим подразумевается, что мы организуем свою деятельность так, как будто буквально наступит конец света, если то, что мы делаем, не станет абсолютно успешным. Мы организуемся так, как будто либо сейчас же наступит полная победа, либо навсегда разразится катастрофа. Мы организуемся так, как будто люди погибнут, если не выполним нами (и кем-то для нас) намеченного прямо сейчас. Не то, что опасности и цена бездействия нереальны. Они реальны. Проблема в том, что мы пытаемся мотивировать людей не тем, что достигается путем наглядности и мудрости целей и обоснованности и перспективности средств, а просто повторяем, иногда даже преувеличивая, о масштабности стоящих на кону проблем.

Более того, иногда мы организуемся так, будто то, к чему мы призываем, не только, без толики сомнения, оказывается приоритетом номер один, не только единственным моральным поступком, но и как будто наше действие решит все проблемы, навсегда покончит с несправедливостью и так далее.

У нас нет долгосрочной перспективы. У нас нет терпения. Мы постоянно требуем срочности. Мы ведем себя так, будто мир движется к обрыву, и если человек, к которому мы пытаемся обратиться, или мы сами не прыгнем и не схватимся за него, то он сорвется вниз. Мы теряем счет множеству переменных и сосредотачиваемся только на какой-то ближайшей цели, которая в самом скверном случае даже риторически раздута до степени бреда.

Это противоположно трезвому и продуманному подходу. Это противоположно осознанному чувству меры. Часто это даже противоположно честности. Апокалиптическая организация может привлечь некоторых безудержных людей к действию, но она не создает длительной и осознанной приверженности и проницательности. Она также не сберегает чувство того, что такое настоящий успех, и, следовательно, внимание ко многим факторам, которые необходимо учитывать для достижения прочных результатов.

Если бы каждый призыв такого рода за последние пятьдесят лет был точным, то мир бы уже буквально истлел много раз. Точно так же, если бы каждое событие или действие, организованное на том основании, что оно само по себе приведет к гигантским переменам (таким, что только глупец воздержится) обладало бы теми качествами, на которые оно претендует, то мы бы побеждали в гигантских переменах снова и снова.

Однако факт в том, что конец света не наступил, и гигантские перемены на волне единичных проектов никогда не происходили. Вместо этого произошло то, что люди научились сбрасывать со счетов риторику движения, в том числе скептически относиться к честности организаторов движения, и даже люди находящиеся движении, убежденные в своей собственной риторике, впадают в уныние, когда обещания не сбываются.

При этом что мешает нам быть терпеливыми и трезвыми, а не апокалиптичными по отношению к реальности — то, что там надо также быть дерзкими. Это трудное сочетание.

Дерзость требует, чтобы мы неоднократно бросали вызов широко признаным нормам. Означает, что мы стремимся к целям, которые кажутся далекими. Что мы рассматриваем огромные препятствия на нашем пути и, просто-напросто, спрашиваем какой из путей поможет проведет нас через них, сколько бы времени то ни заняло. Дерзость — это предполагаемый аутсайдер, который ни на секунду не допускает мысли о том чтобы сдаться, но при этом никогда не отрицает действительно существующих условий. Что трудно, так это быть дерзким, но при этом признавать реальность.

Один из аспектов дерзости связан не с поведением, а с мыслями. Это своего рода рецепт. Примите как данность, что в конечном итоге наступит полная победа и новый мир будет достигнут. В нашем случае, примите как данность, что в будущем мы достигнем общества с соучастной экономикой, соучастной политикой, феминистским родством и интеркоммуналистской культурой, а также с экологическим попечением и интернационализмом. Итак, теперь приступаем к психологической хитрости, к настрою, действительно способному помочь.

Один из способов стратегического мышления — мышление на перспективу. Тщательно оценить текущие условия. Оценить активы, которыми обладает движение: участников, сознательность и организацию. Оценить существующие желания. И в свете всего этого сформулировать требования, программу или проекты, направленные на использование активов, учесть желания и двигаться вперед.

Еще один способ стратегического мышления — работать в обратном направлении. Спросить что, скорее всего, будет существовать незадолго до окончательной победы. Какие структуры должны быть созданы? Какой менталитет будет достигнут? Как будет с участием? Затем сделать шаг назад, потом еще один. Конечно, идеального представления о пути не получится (даже в меньшей степени, чем при мышлении на перспективу), но при таком подходе можно начать различать вехи, которые должны быть достигнуты, и даже широкий характер путей, по которым нужно будет пройти к их достижению. Примите победу как данность и думайте в обратном направлении. Примите текущие условия как данность, представляя их точно, и думайте о будущем. И то, и другое — часть стратегического мышления.

Смысл здесь простой, но важный, хотя, возможно, излишний, учитывая уже сказанное, поэтому будем краткими.

Мы предпринимаем кампанию, проект, борьбу, строительство. Мы дерзки, но гибки. Мы непоколебимы, но мы также должны понимать то, что должно быть очевидным: мы можем не преуспеть в наших непосредственных усилиях. Мы действуем так, что независимо от того, удастся нам достичь ближайшей цели или нет, мы учимся, мы оставляем после себя положительные достижения и вносим вклад в долгосрочный процесс, хотя, возможно, и меньший, чем мы надеялись. Но нельзя гарантировать, что всё, что мы пробуем, сработает, или что каждое наша ценная идея окажется точной и действенно обоснованной.

Поскольку мы способны к достижениям, мы стремимся к достижениям. Поскольку в долгосрочной перспективе мы выиграем, мы постараемся, чтобы наши усилия способствовали этому долгосрочному успеху. Но мы не допускаем, что мы правы. Мы не допускаем, что каждая наша мысль — это мудрость на века. Мы не допускаем, что любое несогласие с нами свидетельствует о безграничном невежестве. Мы стремимся и пробуем. Мы смиряемся и учимся. Это нелегко. Мы не всегда будем преуспевать в этом образе мыслей, так же как не всегда будем преуспевать в любой другой нашей цели. Но если мы будем стараться, и если будем поддерживать друг друга в наших попытках, то добьемся успеха в разуме и практике — чаще, чем нет.

Есть лозунг, который долгое время существовал в левых кругах, по крайней мере, среди американских левых, и, вероятно, в других вариантах и в других местах: «Будь на стороне ангелов». Он ужасен не потому, что означает, что надо делать добро, быть этичными и т.д., а потому что ангелы мертвы. Лозунг передает ожидание поражения. «Буду на стороне ангелов» означает, что буду сражаться, но буду повержен — проиграю.

Соответствующий настрой избавляет от необходимости заниматься стратегией. Он избавляет от необходимости оттачивать свои навыки и таланты. Избавляет от необходимости исправлять свои ошибки. Зачем мне беспокоиться обо всем этом, если я всё равно проиграю? Всё, что человеку нужно сделать — убедиться, что он сам знает, что он хорош, другие знают, что он хорош, и будь что будет.

Движения, заняв такую позицию, говорит людям, оценивающим его, что оно не стремится к победе и на победу не рассчитывает. Так что, не будучи мазохистом, зачем в него вступать?

Это просто продолжение предыдущего. Вставая по утрам и глядя на себя в зеркало, я хочу быть способным улыбнуться. Хочу уважать себя. Ничего плохого в этом нет, но, опять же, неявное и даже явное послание заключается в том, что самоуважение — лишь вопрос наличия правильных ценностей. Если они у меня есть, то я этичен, я морален, я могу смотреть на себя и не видеть чудовища.

Но как насчет того, чтобы реально повлиять на мир? Как насчет того, что мне надо знать не только, что мой выбор был этичен, но и что он был мудр с точки зрения вклада в социальную справедливость, мудр с точки зрения вклада в создание нового мира?

Если я не верю, что такого мира можно добиться, то очевидно, что не могу считать это критерием самоуважения. Если я верю, что другого мира добиться можно, то могу. Лозунг подразумевает, что не могу. Это соотносится с людьми, которые не верят, что они победят, а просто чувствуют необходимость быть добродетельными в проигранном деле. Опять же, такая позиция говорит тем, кто оценивает движение, что оно не стремится к победе и не рассчитывает на нее. Поэтому, если вы не мазохист, зачем вступать в движение?

Убеждение, что проиграешь, и проявления этого, и тем более, поведение, соответствующее этому убеждению, принимают разные формы, но оно всегда смертельно.

Можно представить ситуацию, что собираешься сыграть один на один в баскетбол с Леброном Джеймсом или устроить забег с Усэйном Болтом или песенную битву с (реинкарнированной, не иначе) Эллой Фицджеральд. Очевидно, что проиграешь любое такое состязание. Проиграешь, даже после долгой и упорной тренировки. Проиграешь, даже изучая, и разрабатывая стратегию. Проиграешь, даже обнаружив свои слабые стороны и проработав над их устранением. Фактически, что ни сделаешь, будешь разбит в пух и прах. Так что же тогда делать?

Что ж, побеспокоиться о чем-то, на что можно повлиять. Как будешь выглядеть? Какой будет осанка? В какой позе будешь после проигрыша? Что на тебе будет надето? Сбережет ли улыбка твои дружеские отношения? И так далее. Будешь заниматься тем, на что сможешь повлиять, что, в свою очередь, может иметь последствия. Будешь проигрывать красиво, хорошо выглядеть, стараться чувствовать себя хорошо, помогать другим чувствовать себя хорошо, и в то же время проигрывать. Но что же касается упорных тренировок, усердного изучения и разработки стратегии, исправления своих слабостей, можно делать всё это энергично и бесконечно, и всё равно проигрыш будет практически таким же, как если не делать ничего — так зачем зря тратить время?

Бороться чтобы красиво проиграть означает хорошо выглядеть, хорошо себя чувствовать, выкладываться по полной, стараться показать себя с лучшей стороны, при том, что неизбежно идешь к проигрышу. Это избавляет от необходимости пытаться выиграть…​ потому что выиграть не получится — и это распространенная позиция противников несправедливости, которую нужно выкинуть на свалку истории, иначе она гарантирует, что на ней окажутся наши проекты.