Выборы — это публичный учет предпочтений для принятия решений, чаще всего выбор какого-либо лица или группы лиц для занятия ими официальных должностей, наделяющих их властными полномочиями, вплоть до избрания президентов, обладающих невероятной властью.

Электоральный путь к новому обществу с новыми экономическими, родственными, культурными, политическими, экологическими и международными структурами означает не только путь, включающий в себя участие в выборах. Скорее, это означает путь, на котором избирательная активность и результаты выборов имеют первостепенное значение, независимо от того, что еще происходит или или на что еще направлены усилия.

Это путь, на котором приоритетным направлением является попытка набрать больше голосов, чем ранее, и, в конечном итоге, достаточно голосов для победы на выборах или плебисцитах. Следуя этому пути, накопление таких побед и поддержка, о которой они свидетельствуют, являются основными промежуточными целями и доказательными признаками достижений и перспектив движения.

Это не означает, что кроме избирательной работы ничего не происходит. Могут также проводиться, например, повстанческие демонстрации и создание альтернативных институтов. Скорее это означает, что всё остальное, что происходит, делается в свете избирательной деятельности, приносящей положительные исходы. Получение голосов, и особенно выигрыш полномочных должностей, а затем их использование в интересах перемен рассматривается как демонстрация поддержки движения и создание условий для дальнейших его побед.

Занятие должности и сопутствующие этому прерогативы занимают центральное место на этом пути. Выборы и производные действия тех, кто был избран, являются основными показателями достижений и потерь и главной основой для создания условий для новых достижений и потерь. Короче говоря, избирательный путь, хотя он и направлен на то, чтобы в случае стремления к соучастному обществу полностью перестроить политические, экономические, культурные и родственные структуры, также, хотя бы в качестве обязательного для всех условия, сохраняет уважение к голосованиям и выбору, сделанному избирателями.

Примерами проектов, которые могут составлять электоральный путь, являются создание фракции в рамках существующей партии или формирование целой партии движения и участие в выборах для увеличения числа голосов и, со временем, завоевания должностей. После завоевания должностей, всё так же в рамках логики избирательного пути, можно так же пользоваться прерогативами достигнутых позиций для законного проведения реформ в интересах страдающих и оказывающих поддержку групп населения, включая постепенное внесение изменений конституционным путем в структурные отношения в обществе и приветствование массовой активности и инициативы.

В качестве примера всего этого можно привести боливарианский революционный процесс в Венесуэле. Ни один путь не является чистым и непорочным, но этот пример, пожалуй, наиболее близок к случившемуся электоральному революционному процессу в реальном мире.

Необычный набор исторических реалий привел к тому, что популист-военный Уго Чавес занял пост президента, а затем произвел левый поворот в результате поляризации и давления со стороны оппозиции. Победа на президентском посту после десятилетий других видов борьбы в Венесуэле, включая альтернативную институциональную и повстанческую, вплоть до подпольного насилия, была критической и ключевой для нового подхода. Занимаемая должность обеспечивала и даже позволяла инициировать всевозможные официальные, легальные и, в некоторой степени, внелегальные действия, направленные на дальнейшее преобразование общества.

Выборы продолжали занимать центральное место, что включало в себя упор на расширении поддержки, использовании официальных каналов для содействия изменениям и функционировании в рамках законов, даже при стремлении юридически изменить законы по отдельности и в совокупности путем переписывания конституции. Первостепенное значение также приобрело стимулирование участия населения, включая демонстрации и даже восстание (против неудавшейся попытки переворота), и особенно создание новых политических структур для принятия решений на низовом уровне и предоставления социальных благ (здравоохранения, образования и т.д.).

Не вдаваясь в излишние подробности этого современного и весьма передового и информативного примера, отметим, что он показывает невероятную сложность революционного процесса в обществе путем победы на основных выборах и, таким образом, контроля над исполнительной властью, при том, когда остаются прежние собственники, прежние губернаторы и мэры, прежняя полиция, прежние СМИ, и все эти прежние элементы агрессивно препятствуют прогрессу. В Венесуэле можно увидеть исторически конкретное развитие электорального подхода к достижению революционных перемен в обществе.

Венесуэла демонстрирует мотивацию и преимущества этого подхода, когда он имеет большой успех: например, когда выборные должностные лица продвигают перемены, избегая гражданской войны и насилия в целом. Но она также демонстрирует и недостатки этого подхода, даже если он имеет большой успех: например, централизующую динамику, которая рискует, вопреки желаниям населения и даже руководства, взять верх над целями народного участия, а также сохранить огромную власть в руках небольших слоев предшествующей элиты, которые затем воспользуются своими огромные активами, чтобы воспрепятствовать прогрессу всеми доступными средствами.

Конечно, большинство избирательных подходов исторически имели гораздо меньший успех, чем венесуэльский пример, как, например, крупные кампании, отвлекавшие внимание от большинства других возможных целей, но которые затем были проиграны и распались, или крупные кампании, в которых победа была достигнута, но привела совсем не к тем результатам, на которые рассчитывали. Примерами первых в США могут служить Гражданская партия, Радужная коалиция и усилия Партии зеленых. А примером — наверное даже самым показательным — того, когда победа на выборах принесла гораздо более слабые результаты, чем ожидалось, является победа Лулы в Бразилии, кандидата от Партии трудящихся, получившего более 60 процентов голосов, но при котором получившееся правительство не стало инициатором и лидером продолжающихся революционных преобразований, а стало правительством, распоряжающимся существующей системой, пусть и гораздо более прогрессивным, нежели ему предшествующее.

В настоящее время во всем мире усилия различных самоопределяющихся социалистических партий по завоеванию растущего количества голосов на выборах являются, в той мере, в какой это вообще стратегически ясно сформулировано, примером электорального подхода.

Восстание — это массовая повстанческая деятельность, которая, будучи революционной, стремится захватить контроль над ключевыми институтами общества или продвинуться по пути к такому захвату, а затем использовать данные институты, и даже более того, использовать непрерывные массовые действия, для преобразования структур общества.

Повстанческий путь к новому обществу с экономическими, родственными, культурными, политическими, экологическими и международными структурами, подобными тем, что описаны в этой книге, означает не только путь, включающий восстание. Скорее, это означает путь, на котором повстанческий массовый активизм и завоевания, достигнутые и удерживаемые таким активизмом, являются первичными, независимо от того, что еще может происходить и осуществляться, например, некоторые выборы и создание альтернативных институтов.

Это путь, на котором приоритетным направлением деятельности тех, кто стремится к новому обществу, является оказание народного давления, чтобы заставить элиты принять требуемые перемены и, в конечном итоге, начать захватывать контроль над институтами общества и проводить в жизнь ключевые преобразования в обществе — отчасти благодаря накоплению таких побед и выгод и улучшению условий, которые они приносят, а также благодаря растущей поддержке, которую они демонстрируют и собой проявляют. В повстанческом подходе народные демонстрации, а также демонстрации силы и поддержки являются основными промежуточными целями и явными указателями достижений и перспектив движения.

Это не означает, что ничего, кроме восстания, не происходит. Напротив, это означает, что всё остальное (например, участие в выборах, попытки выиграть плебисцит или создание новых институтов на стыке старых) предпринимается в свете принесения пользы повстанческой деятельности и проявления ее последствий. Наращивание народной власти, и особенно использование ее для сохранения контроля над растущими аспектами социальной жизни, рассматривается как демонстрация поддержки и создание условий для дальнейших побед. Демонстрации и производные изменения, ими вынуждаемые, одновременно и главные показатели достижений и потерь, и основной базис для обеспечения новых достижений и потерь. Короче говоря, повстаческий путь особенно не считается со старыми законами и правилами, и даже с выборами, если только они не способствуют восстанию.

При восстании определенно нет необходимости в насилии, и от него даже можно отказаться, но восстание также может его и допускать или даже отдавать ему предпочтение. Не вдаваясь особо в подробности, пожалуй, наиболее недавним, и при том передовым и информативным (и, по собственным понятиям, весьма успешным) примером была Куба, продемонстрировавшая невероятную сложность революционного процесса строительства общества, основанного в значительной степени на попрании старых норм и правил, часто с применением силы. На Кубе можно увидеть повстанческий путь достижения революционных перемен в обществе.

Куба демонстрирует мотивацию и преимущества этого подхода в тех областях, где он имел большой успех: например, в том, что аппарат движения достиг высот общества и начал их контролировать, лишив противников их значительных средств противодействия, высокопоставленных должностей, собственности и других институциональных мощностей. И так же она демонстрирует недостатки данного подхода, даже при его больших успехах: например, очень сильную централизацию и даже принуждение, которые, нарушая все предыдущие представления о праве, рискуют стать настолько инструменталистскими, что сведут общественность к объектам и сторонним наблюдателям действий, которые, однако, предпринимаются новой (хотя и очень популярной и в целом прогрессивной) элитой. Это также может привести к поляризации противников, которые начнут применять тактику насилия, поддерживаемую не внутренними резервами (которые они потеряли), а от содействия их международных союзников.

Конечно, большинство подходов к восстаниям исторически имели меньший успех, чем кубинский пример, как, например, крупные восстания, которые отвлекали внимание от всех остальных возможных целей, но затем были подавлены и распались, часто под массовыми репрессиями, убийствами и тюремным заточением (как, например, попытка Че Гевары в Боливии), или как во время крупных кампаний, когда достижение власти приводило к результатам, еще более отличающимся от чаяний большинства участников, чем даже было на Кубе. Дополнительными примерами первого могут быть, например, различные подходы к восстаниям на протяжении десятилетий в США, не в последнюю очередь неудачный и отвлекающе разрушительный путь организации Weatherman в 1960-х годах, и, возможно, ярчайший пример на международном уровне — победа большевиков в СССР, когда революционная партия подавила и окончательно уничтожила все движущие силы народного участия, и установила весьма репрессивное и реакционное правление.

Под словом «строительство» мы будем понимать создание того, что порой называется альтернативными институтами в настоящем для выполнения некоторых важных общественных функций для реализации ценностей и структур, желаемых для всего общества в будущем. Лучше всего здесь подходит лозунг «создание ростков будущего в настоящем». Акты строительства, будучи революционными, направлены на развитие и объединение в федерацию всё более крупных и важных структур, предоставляя модель будущих стремлений и вовлекая всё больше людей в их формирование и процесс.

Конструктивистский путь к новому обществу подразумевает не только путь, включающий создание новых институтов. Скорее, подразумевается путь, на котором создание новых институтов, а также достижения и примеры, созданные и функционирующие таким образом, являются первоочередными, независимо от того, что еще может происходить и преследоваться, например, выборы, восстание и т.д.

Это путь, на котором приоритетным направлением деятельности тех, кто стремится к новому обществу, является создание примеров новых институтов, отчасти для непосредственной выгоды тех, кто будет пользоваться их динамикой и плодами, отчасти для «демонстрационного эффекта», который их существование может оказать на других, стимулируя большее участие в таких усилиях, и, наконец, для уроков, которые можно извлечь из будущих отношений и структур, готовясь к их более широкому внедрению. Конечной целью, однако, является то, чтобы конструкции конкретного движения стали настолько распространенными и жизнеспособными, чтобы они успешно притягивали новых последователей и в конечном итоге стали инфраструктурой нового общества. Строительство альтернативных институтов и демонстрация их жизнеспособности и достоинств тем, кто в них участвует, и обществу в целом — вот основные промежуточные цели и свидетельства достижений и перспектив движения.

Это не означает, что происходит только создание альтернативных институтов. Это означает, что всё остальное (например, участие в выборах или попытка выиграть плебисцит, участие в массовых акциях или другая деятельность повстанческого типа) предпринимается для проявления последствий конструктивистской деятельности. Накопление новых институтов, и особенно их использование для достижения контроля над растущими аспектами социальной жизни, рассматривается как демонстрация поддержки и создание условий для дальнейших побед. Строительство нового и те достижения, которые его сопровождают его и становятся возможными благодаря ему, занимают центральное место. Выгоды и изменения, которые порождает и вдохновляет такое строительство, являются главными показателями достижений и потерь и основной базой, позволяющей добиваться новых достижений и потерь. Короче говоря, конструктивистский путь не испытывает особого уважения к старым законам и правилам, даже к выборам, кроме той степени, в которой они способствуют строительству, и по большей части рассматривает их как совершенно периферийные.

Возможно, самым последним передовым и информативным примером была, по крайней мере в некоторой степени, испанская анархистская революция, которая показала невероятные сложности революционного процесса в обществе, попирающем все прежние нормы и правила без фактического функционирования прежнего государства. Создание освобожденных зон в Китае может служить еще одним примером, как бы ни отвергали каждый из этих примеров. По крайней мере, в испанском случае можно увидеть в значительной степени конструктивистский путь поиска революционных социальных изменений.

Испанский анархизм показывает мотивацию и преимущества этого подхода в его большом успехе: когда функции общества неуклонно и всё больше контролировались аппаратом движения, что в свою очередь, вдохновляло активистов всех мастей. И он также показывает некоторые возможные недостатки подхода, опять же, даже когда он имеет большой успех: очень поляризующая динамика, которая, в конечном счете, нарушая все предыдущие представления о законе, рискует, даже вопреки своим желаниям, поляризовать противников к насильственной тактике, поддерживаемой не только их внутренними резервами, но и помощью их международных союзников, без достижения национальной организации для наиболее эффективного противодействия нападениям. Пример Китая, опять же сильно упрощая, демонстрирует скорее, как под давлением конструктивистский подход, как и другие, может стать централизующим.

Конечно, большинство конструктивистских подходов исторически имели меньший успех. Крупные альтернативные институты в некоторых случаях отвлекали внимание от других критически важных занятий, впоследствии часто атрофируясь и даже разрушаясь под внешним давлением или из-за внутренних неудач. Сепаратистская стабильность часто ставит под угрозу внутренние намерения и, в любом случае, в значительной степени уходит с широкой политической сцены. Примером первого могут служить различные конструктивистские подходы на протяжении десятилетий в США, такие как отвлекающе самоориентированные продовольственные и другие кооперативные усилия шестидесятых и последующих годов, и, как, возможно, главный пример второго, успехи, по иронии судьбы, опять же в Испании, движения Мондрагона, которое почти не повлияло на широкий характер испанского общества или даже на его современную массовую политическую активность.

Если прочитать вышеприведенные краткие описания трех подходов, то обнаружится нечто поразительное. А именно, что по сути они не являются взаимоисключающими. Хотя каждый из них отдает приоритет своему способу мышления и оценки (выборам, восстаниям или созданию альтернативных институтов), обстоятельства каждого из них, на самом деле, также включают в себя аспекты двух других. Реальная разница заключается лишь в том, что именно ставится во главу угла, а какие компоненты дополняют и помогают. Но что произойдет, если мы признаем, что данный выбор не вопрос принципа или незыблемой необходимости, а основывается на большей или меньшей пригодности того или иного подхода в разное время и в разных местах.

Если допустить подобную ценную идею, то оказывается, что все три пути смешаны друг с другом, и отличаются друг от друга различными комбинациями. Однако, по правде говоря, можно легко представить, как каждый из них переходит от одного приоритета к другому по мере изменения обстоятельств. Китайская революция, хотя и не стремилась к соучастному обществу, как мы его себе представляем, но несомненно, имела фазы, которые были преимущественно конструктивистскими, а также другие, которые были преимущественно повстанческими. Боливарианская революция имела преимущественно электоральные фазы, но, возможно, также преимущественно конструктивистские фазы.

Как мы уже неоднократно отмечали, все усилия по преобразованию общества, завоеванию значительных успехов в борьбе с протвостоянием элиты или, тем более, достижению новых общественных институтов, подобных отстаиваемым в этой книге, требуют широкого и информированного участия. Это означает, что выступления в пользу связанных с ними организаций и движений должны происходить таким образом, чтобы привлечь поддержку и создать условия для сознательного участия.

Это указывает на один из аспектов любых революционных усилий. Необходимо уделять большое внимание (особенно в самом начале, но и в течение всего времени) привлечению дополнительных участников, а также тому, чтобы многие или даже большинство из них становились не просто сторонниками или даже «пехотинцами» движения, а высоко информированными участниками, способными самостоятельно оценивать события, цели и выбор, внося свой вклад в общее дело.

Мы называем эту фазу или момент революционной деятельности повышением сознательности. Она включает в себя информационно-просветительскую работу, установление связей и постоянное развитие уверенности и осведомленности после того, как люди начинают принимать участие в движении. Мы должны найти способы общения с людьми, которые не состоят в нашем движении, донести до них его цель, логику, этику и перспективы таким образом, чтобы они заинтересовались, поддержали и были вовлечены. Как только люди приходят, мы также должны обеспечить достаточную вовлеченность, чтобы осведомленность всех участников движения об идеях и целях движения постоянно росла, как и их способность соотносить эти идеи и цели с другими и, более того, оценивать их, оценивать стратегию и участвовать в разработке и пересмотре планов движения. Из противников движения они превращаются в сторонников — участников, активно вовлеченных, информированных и способных.

В самом начале организационной работы повышение сознательности имеет первостепенное значение. Ничто другое далеко не продвинется без сторонников и участников. С течением времени, когда движения становятся всё более многочисленными, работа с новыми участниками должна продолжаться наряду с постоянным развитием приверженности, навыков и знаний тех, кто был привлечен, но другие виды деятельности начинают играть ещё более важную роль.

Достижение общественных перемен подразумевает оказание давления на элиту с целью того, чтобы добиться изменений. Что представляет собой оказание давления? Мы желаем нечто. Элиты не хотят вводить это нечто. Для примера этим нечто может быть установка светофора в районе, прекращение войны, изменение образовательной политики, очистка местной свалки, возмещение ущерба за расистскую политику прошлого, введение бесплатного медицинского обслуживания для всех, изменение правил и процедур выборов или что-либо еще.

Мы желаем этого, потому что оно принесет пользу людям, нуждающимся в переменах. Потому что, добившись этого, мы сможем добиться большего — особенно если будем добиваться этого таким образом, чтобы повысить осведомленность и пробудить новые желания, а также разработать новые средства работы с населением и организации. Элиты не хотят вводить это нечто, не потому что они садисты, а потому что чувствуют, что оно уменьшит их выгоды и, что еще хуже, возможно, станет частью процесса, ведущего к еще большим для них потерям.

Как же заставить их это нечто принять? Мы действуем таким образом, что социальные издержки станут для них настолько велики, что они решат, что пойти на уступку относительно этого нечто, дабы заставить нас ослабить наши усилия, для них будет лучше, чем не уступить и заставить нас продолжать наши усилия. Что может привести к такому результату?

Если посмотреть с их точки зрения, всё станет очевидным. Уступка вашему требованию и его предоставление уменьшает их выгоду. Хуже того, предоставление этого нечто может предвещать еще большие требования и потери, которые им придется пережить. Зачем им это нужно? Не потому, что их убедили этические аргументы. Что может сработать, так это убеждение элит в том, что, отказываясь от ваших требований, они провоцируют реакцию, которая для них опаснее, чем отказ от реализации требований. Они должны поверить, что в их интересах уступить, потому что отказ от требования чреват еще более худшими перспективами. По сути, мы делаем им предложение, от которого они не могут отказаться. Сдавайтесь или мы будем упорствовать.

Конечно же, мы намерены упорствовать в любом случае, но они считают, что мы не сможем упорствовать, если они не только уступят в конкретном вопросе, но и заявят, что сделали это по собственной добродетели и вопреки нашим идиотским действиям. Они попытаются превратить свое поражение в победу, раскручивая его на всю катушку.

Итак, под оспариванием, относящимся ко второй фазе всех вариантов революционной стратегии и программы, мы подразумеваем участие в действиях, которые доносят до элит угрозу, которую мы представляем, и почему, следовательно, они должны уступить нашим программам. Оно может включать в себя все виды деятельности, в зависимости от контекста, от искомых проблемных вопросов и от характеристик вовлеченных движений.

Новое общество не строится элитами, которые уступают нашему требованию о новом мире. Такого не может быть по двум причинам. Во-первых, они абсолютно неспособны, психологически и морально, к такому начинанию, учитывая их жизненные истории и опыт, а также переданные этим установки, привычки и ценности. Во-вторых, они (за редким исключением) не придут к такой позиции. Нет такой угрозы, которая заставила бы их сдаться и построить новое общество, в котором они больше не будут править.

Фаза строительства в революционном процессе включает в себя замысел новых институциональных отношений и, более того, начало их реализации в настоящем. Это посев семян будущего здесь и сейчас. Это создание того, к чему мы стремимся, в зародыше и, с течением времени, в большей степени и в большем масштабе. Это делается отчасти для того, чтобы участвующие в данном процессе, могли воспользоваться достоинствами нового способа деятельности; отчасти для того, чтобы убедить других в эффективности целей движения; и отчасти для того, чтобы узнать о практических реалиях долгосрочных целей, чтобы постоянно улучшать и совершенствовать их. В эту фазу входит всё, от воплощения нашими движениями ценностей и способов деятельности, которые мы предпочитаем видеть в будущем обществе, до буквального строительства институтов будущего по соседству с институтами нынешнего дня.

Размышляя о революционном процессе, который может занять годы или десятилетия, как о сочетании повышения сознательности, оспаривания и строительства, мы не хотим запутаться в отношении каждой фазы к двум другим фазам.

Во-первых, они пересекаются, так как мы последовательно выполняем их все, и лишь упор нашей деятельности имеет тенденцию меняться — сначала бо́льшая часть нашего внимания и усилий направлена на подъем сознания, затем на оспаривание, а затем на строительство, хотя мы всегда выполняем все три этапа в той или иной степени.

Во-вторых, даже деятельность, направленная в первую очередь на один из приоритетов, будет значима для двух других. Например, повышая социальные издержки, мы обращаемся к тем, кто видит нашу деятельность, что в крайних случаях либо привлекает, либо отталкивает их. Наши подходы в крайних случают либо делают вовлеченных людей всё более преданными и информированными, либо более отсраняют отчуждают. Мы также либо конструктивно прокладываем путь к новым институтам теми методами, которые используем в наших усилиях, либо повторяем и даже ратифицируем пороки прошлого. Аналогично, при строительстве мы либо потворствуем и, возможно, участвуем в повышении социальных издержек для элит, а также в работе с населением и расширении масштабов участия, либо нет. А при привлечении участников и их развитии мы либо пособничаем и, возможно, участвуем в повышении социальных издержек и содействуем созданию альтернатив, либо нет.

Если мы думаем о повышении сознательности, оспаривании и строительстве как о трех переплетающихся и пересекающихся моментах всего революционного процесса, которые по-разному осуществляются в разное время и в разных местах, то у нас имеется подход, который на самом деле может включать, уважать и уступать все три пути, обсуждавшиеся в последней главе, включая любое сочетание этих трех путей, в зависимости от ситуации. Более того, он даже может включать в себя людей, предпочитающих разные варианты.

Дело не в том, что разногласия между людьми по поводу эффективности электорального, повстанческого или конструктивистского подходов просто исчезают. Дело в том, что когда есть общее видение и общее понимание логики борьбы, различия являются не вопросом принципа, морали или цели, а тем, как мы читаем ситуацию. Движение, которое предпочитает разнообразие и является самоуправляемым, может выбрать подход с наилучшим сочетанием акцентов, в то время как те, кто придерживается разных взглядов, могут заниматься деятельностью, соответствующей их убеждениям. Даже движение, в котором большинство членов, например, сильно сомневаются в эффективности избирательной работы в той или иной стране в то или иное время, должно быть способно понять, что энергичное участие некоторых людей в этой работе в соответствии с остальными приоритетами движения лучше, чем если бы они были отстранены от нее и занимались другими делами менее энергично и против своих склонностей. Это страховка от того, что большинство ошибается в своих оценках. Это средство обучения. Это поддерживает уважительное и страстное участие всех членов движения, и так далее.

Слишком часто мы используем корыстное определение разнообразия. То, что нам нравится, мы принимаем, то, что нам не нравится, не принимаем, а результат почему-то называем разнообразием. В движении, соответствующем формулировкам этой книги, разнообразие, разумеется, не распространяется на тех, кто отвергает основной инструментарий анализа, видения или общих стратегических идей и обязательств. Но различия в балансе способов их реализации, тактике и даже путях продвижения вперед не должны быть поводом для вражды и тем более разделения. Напротив, если есть общая перспектива, такие различия должны рассматриваться как вполне логичные предметы для свободного исследования, с максимальными усилиями по сохранению предпочтений несогласных, даже при активном продвижении более широко поддерживаемых вариантов.